это спор о терминах, он безблагодатный
давайте лучше спросим, чего мы ждем, как это измерить (оценить) и тогда быть может, появится понимание, как это делать
на базовом уровне зрение живых существ работает как современные нейронные сети. Есть нейроны, которые участвуют в распознавании границ объектов, есть нейроны, которые участвуют в распознавании прямых линий. Кроме того, есть огромное количество первичных датчиков, которые были открыты очень давно
«Есть, например, поля ганглиозных клеток, которые впервые были обнаружены американским физиологом X. Хартлайном, впоследствии Нобелевским лауреатом. В 1932 г. он исследовал сетчатку лягушки и с удивлением увидел, что каждое волоконце в ее зрительном нерве несет сигналы не от одного фоторецептора, а от нескольких. Одни «линии связи» передавали сигналы, когда на подключенное к ним поле падал свет. Другие, наоборот, когда освещение сменялось тьмою.» (с) книга "Как мы видим то, что мы видим" Вячеслав Демидов
При этом есть куча более высоких слоев, отвечающих за дальнейшую обработку информации от зрения. Вот еще одна цитата из той же книги:
начало цитаты — «А при поражениях теменной коры правого полушария исчезает – из-за потери механизма оценки пространственных отношений между подобразами – возможность «склеивания» из зрительных фрагментов полноценного образа того, что видит глаз. Сами фрагменты человеку видны, а формирование сложных признаков в левом полушарии оказывается ущербным (описание по Меллину, как мы помним, требует «перекачать» в левое полушарие конкретный образ из правого), нет прохода по «дереву признаков» и речевой ответ выглядит случайным, гадательным. «Это гусь», – говорит больной, увидев на картинке, как акробат стоит вверх ногами. Торчащие накрест лыжи превращаются в ножницы, а висящее на длинной ножке яблоко – в кастрюлю.
Речь как таковая не нарушена, однако восприятие страдает грубыми отклонениями от нормы: попытки зрительно представить себе что-либо оканчиваются для пациента неудачей. «Больная, хорошо объяснявшая на словах, как пройти из палаты в лабораторию, не могла запомнить коридор, по которому много раз ходила… Она узнавала комнату не по конкретному пространственному образу – определенному расположению предметов, а лишь по отдельным словесно описываемым признакам (например, лабораторию – по красной папке в стеклянном шкафу, свою палату – по номеру и т.д.)», – фрагменты не сцеплялись в образ.»
— конец цитаты
Ясно, что каждый из этих этапов — это не могучий интеллект, с которым можно беседовать, как с личностью. Но если вы хотите получить сущность, с которым можно беседовать, который может подсказывать, который может сам придумывать новые сущности — в идеале даже программировать по придуманным им ТЗ! — то такую формулировку и следует произнести вслух громко и отчетливо.
При этом следует помнить о «классовом аргументе» — разные категории людей по-разному способны к разным видам интеллектуальной деятельности. Есть риторики, которые задавят любого оппонента в беседе, даже не имея сильного представления об области спора. Есть композиторы, менеджеры, программисты, дизайнеры, архитекторы. Каждая из этих категорий может выдвинуть свои определения «искусственного интеллекта». Гуманитарий скажет — нет, это калькулятор, это не интеллект. А технарь откажет в интеллекте самому гуманитарию.
Шутка. На самом деле я недавно услышал, что в спорах, кто лучше — «гуманитарии» или «технари» — чаще всего участвуют гуманитарии, т.к. это больше их область. Это выглядит как завуалированный комплимент технарям и возможно автор этого тезиса имел в виду именно это. Но сейчас я подумал, а что если и тут работает «классовый аргумент»? В спорах чаще всего участвуют те, кто больше любит общаться и выяснять отношения?
Но по такому тезису — я тоже люблю общаться, как вы видите, следовательно, если это обвинение, то я обвиняю сам себя. Следовательно, я не хочу никого обвинить.