Я задумался, сейчас, не тогда, а почему мой папа вообще так близко понимал физику, что ему резали глаз такие вот фонтаны. Ну конечно же, он был с ней на короткой ноге. Ведь он был высотным монтажником, а попутно электро- и газосварщиком. В таких профессиях быстро понимаешь, что гравитация бессердечная сука, а ее сестры - те еще мрази.
Поскольку он работал на большой стройке, у плотины, то наверняка и практически видел мощные струи воды в действии - те, которые могут поднять тушку человека и прижать к потолку. При диаметре прокола штыком такая струя должна работать как выстрел из гидромонитора высокого давления, которым расчищают каменные завалы - то есть резать на кусочки.
Однажды в институте я работал летом на той долгостройке и меня поставили в охранение. Взрывники собирались наказать одну упрямую скалу и позвали бетонщиков прогнать рыбаков, у которых как раз сочный клев на тех самых мощных струях, когда кислород и водовороты в три метра дурманят и бьют ошалевшего хариуса к берегу.
Эти сволочи никак не хотели уходить и тут прогремел взрыв. Я никогда не служил, но я видел тучу осколков, затмивших солнце. Честно скажу, я кричал от ужаса, но в грохоте меня никто не слышал. Я до сих пор вспоминаю эти летящие высоко в небе куски и кусочки скалы, это картина почище си-лучей у врат Тангейзера. Это воспоминание из тех, что не грех пересмотреть потом на ускоренной перемотке на смертном одре.
Мне казалось, нас всех накроет - но взрывники знали свое дело и ближайшие осколки упали в десяти метрах. Когда мы вернулись на площадку, в одной бытовке торчал камень. Он пробил стену, но не насквозь. Это была старая сибирская бытовка. Ее крепили против морозов, молодых крановщиков и пьяных бетонщиков. Камень торчал, как полуметровый прыщ, но выдавить его сразу не смогли из-за стреловидной геометрии. И было лето, и его оставили, чтобы можно было уважительно осматривать во время перекура и смеяться.
Так я понял, что атомной бомбы можно не бояться, раз простая советская бытовка держит такой удар. Вы спрашивает куда ушли деньги? Вот в эти стены (поглаживает торчащий из стены камень). А если бы и этих бытовок не хватило, можно было бы укрываться в лабиринтах строящейся плотины и питаться рыбкой в темных пещерах, как горлумы.
Я сейчас вспоминаю те лабиринты, огромные незаконченные бетонные поля, тянущиеся во все стороны и на все углы под горизонтом по принципам геометрии Лавкрафта, плотно утыканные железными штырями, как голова Пинхеда титанических размеров, и ужасаюсь - как мы там не разбивались и не насаживались на эти штыри по десять штук за одно лето? И это при том, что молодые бетонщики, да и старые часто плевали на монтажный пояс безопасности и карабкались по этим лабиринтам, одной рукой цепляясь за торчащие штыри, а другой придерживая гремящую сумку. А про любителей половить хариуса вообще говорить не приходится.
И если низкую смертность строителей еще можно объяснить талантами и уголовно ответственностью организаторов, то как объяснить низкую смертность рыбаков рядом?
Может быть, дело в том, что человек на территории смерти понимает, что тут не его земля. И вступая в долину тени мозг непроизвольно сосредотачивается и в теневом, но вполне серьезном режиме обсчитывает всю физику и понимает границы, за которыми перестают действовать расслабленные бытовые уравнения.
Вас в детстве крестили водой? Завидую. А у меня атеисты, меня в соляре крестили. Собственно, я сам туда упал, в цистерну, которая была вкопана в землю. Спустя много лет я вспоминаю это так
- вот луна в странной луже. Я наклоняюсь её рассмотреть.
- Пум! Что-то непонятное!
- я в бытовке, маленький и голый, меня вытирают от соляры, мужики хохочут. Это был поселок без детских садиков, мы развлекались как могли.
Теперь усилием воли я перемещаюсь в воспоминания рыбаков, которых я гнал, чтобы понять их пренебрежение перед моим хтоническим ужасом, затмившим небо над скалами.
Вот хариус, вот водоворот. Я пьян, но я вижу свет. А вот осколки в небе, они упадут в десяти метрах. Куда ты меня тащишь, щенок? Ты этот момент будешь вспоминать до конца жизни, как единственный. А для меня это десятое затмение за это лето. И будет новый год, и новый хариус, и седой взрывник, остановив уазик, привычно обматерит меня, а затем спросит, как клев и есть ли с икрой. А небо затмят каменные тучи, и отремонтированную бытовку снова проткнет, может быть теперь уже навылет, а я буду лежать тут, на каменистом берегу, пьяный, старый и с удочкой, потому что я нутром чую, что фонтан из пробитого водопровода не поднимет мента к потолку.
Тот андроид, который помнил сияющие врата Тангейзера - ему, по сути повезло. А ведь были и такие, которые все отведенные им пять лет жизни просто чистили сортиры в казарме.
Та самая плотина в том самом недостроенном пока состоянии. Вид с тех самых скал, на которых любили работать взрывники. Поэтому осколки могли затмить солнце, но упасть на безопасном расстоянии.
В одной спичечной коробке, которые можно видеть за елями, могло с комфортом поместиться до десятка дюжих бетонщиков - и еще оставалось место, чтобы почистить ребенка, крещеного солярой.